Дрифт завораживал. Дрифт гипнотизировал. Дрифт растворял. Он открывал новый мир, новое понятие слова "погружение". Если б военные продаои эту технологию в индустрию развлечений, они получили б миллионы, миллиарды, миллионы миллиардов.
Дрифт - это наркотик.
По крайней мере для Джо. К концу первой недели он абсолютно ясно осознал, что его поймали на крючок, посадили, что теперь он уже никуда не дерётся, не сможет деться. И что смерть для пилота не так уж и плохо. Лучше смерть, потому что жизнь без дрифта уже никогда не будет полноценной. Для него.
Кот даже поймал себя на мысли, что зря, наверное, бегал от дрифта, следовало б вцепиться в первого же подходящего партнера, бороться за него, а потом нарнуть с головой. Вот только, тогда бы он не дождался Мышонка и его обязательно бы кто-то (кто-то другой!) притбрал бы к рукам. И это было бы чертовски неправильно!
Кстати о Мышонке. Что делать с Диком Лакки по-прежнему не знал. Он продолжал тискать Анона, целовать, прижимать, играть на публику и на Дика. Последнее казалось диким, но тем не менее было: Джо упорно пытался создать видимость, что у них всё хорошо, всё по-прежнему, всё так как и было. О том что в дрифте всё его смятение видно, как на ладони, он не думает. Сам-то Джо, несмотря на всё своё неуемное любопытство, тщательно старался не нырять в Дика, не смотреть что он думает, чувствует, хочет... Но так как свои желания Лакки ограничивать не привык, то то и дело отвлекался на Мышонка, и его недовольный окрик настегал Кота, когда тот уже по уши вляпывался в его чувства (что, впрочем, было нетрудно, так как Дик постепенно прекращал огораживаться). За эти окрики Джо Анону был безумно благодарен, ему итак было стыдно перед Мышонком. И потому, что бы не теряться в настоящем, Джо старался погрузиться в прошлое Дика. Ну как, погрузиться, не то что бы совсем погрузиться Увы, стоит только нырнуть в воспоминание и Дика тут же утягивало следом, и, как результат, они теряли контроль над Егерем, а операторы огорчено-разочаровано ругались, Джо это не нравилось. Так что Лакки просто старался спуститься ниже, пробиться к плдсознанию напарника, глубинным воспоминаниям.
Дрифт открывал целый мир, который следовало изучить. Дрифт становился его зависимостью.
И Мышонок тоже.
Если поначалу Джо после особо страстных поцелуев и объятий Дика снимал напряжение в душевой, представляя шикарных блондинок на коленях перед собой, то очень скоро их волосы потемнели, укоротились, бюст с третьего размера уменьшился до нулевого, губы стали тоньше, руки больше, кожа огрубела. К конце первой недели, стоило Джо прикоснуться к себе, закрыв глаза, как на внутренней поверхности век немедленно проступали чёрные глаза Дика. Чёрные и блядские. Глаза за которые Дика хотелось выебать или спустить в его великолепный рот.
Хотелось.
И Джо больше и больше задавался вопросом, а что собственно ему мешает это сделать? Дик был таким отзывчивым, таким покорным, таким хорошим. Протяни руку, помани и всё. Дик ему всё позволит. Джо это знал. И наверно именно по этому не делал. Он чёрт возьми решил, что не будет спать со своим другом, не будет усложнять их отношения! И абсолютно не важно, что в тот момент он дико трусил. Он решил. И ему итак было стыдно дрочить на светлый образ со-пилота.
Вот и теперь, прикрыв глаза, Джо чутко прислушался к звукам из ванной, обхватывает свой стояк одной рукой и медленно, неторопливо водит рукой.
Жизнь прекрасна.
К тому же сегодня у него есть одна мысль, которая обещает стать безумно интересной и занятой. Он кажется придумал, как можно во время миссии просматривать воспоминания, вдвоём с головой не погружаясь в них.

Отредактировано John Smith (14.03.2015 16:57:35)

- О! Мышь хочет побыстрее меня к себе? - Джо довольно улыбается и кончает под звуки голоса Анона. За что тот и получает свой поцелуй, как только Лакки заканчивает с помывкой.
На завтраке Кот, как обычно ничего не ест, так, ковыряется. И дело на этот раз не только в отсутствии аппетита. Джо продумывает схему. Он обещал, что поможет Дику вспомнить детство. Вот только Дик похоже передумал. По крайней мере получив в свои руки такой мощный, потрясающий, невероятный инструмент, Анон ... ничего не делал, продолжая всего-навсего исполнять указания. И это неправильно. Так они никогда не узнают прошлое Мышонка.
Но Джо, во что бы то ни стало, намерен это исправить. Даже если Дик будет против. А потому Лакки непривычно этих и рассеян, а на всё вопросы отвечает, что не выспался. Ему верят, по утрам он часто словно вареный овощ.
А потом наступает дрифт. И приходит пора действовать. У Джо всё внутри обрывается от напряжения. На всё про всё у него меньше секунды, максимум пары. Хотя, какое значение имеет время, когда речь идёт о погружении?
Джо прокручивает всё ещё раз в голове, пока им помогают устроиться в кабине. И, как только они оказываются там, Джо немедленно ныряет в подготовленное воспоминание.
Воспоминание-сон.
Воспоминание-иллюзия.
Воспоминание-цикл.
Воспоминание, как они заходят в дрифт. И попадают в воспоминание, как они заходят в дрифт. И попадают в воспоминание...
А сам, нырнув на пару уровней вниз и убедившись, что дальше Дик продолжит "заходить" сам, дергается назад, туда где оператор ждёт ответа. Ждёт ответа от Мышонка, но не услышит. Мышонок тоже не услышит. И начнёт поиски. Джо мысленно улыбается и гладит себя по голове. Он уверен, что в одиночку справится с управлением. Было б с чем справляться! А значит, у Дика будет достаточно времени.
- Соединение готово, калибровка завершена.
Чего Смит не учитывает, так это того, что Егерям не зря дают двух и более пилотов. На виски давит, уже через пару минут (секунд? часов?) у него разыгрывается дикая мигрень. Он пытается выполнять команды, производить манипуляции, действия... Но даже левая половина Егеря, его полловина, движется равно, неохотно.
И дело не только в мигрени. Джо дико хочется нырнуть туда, к Мышонку, где бы он там ни был. Ближе к нему, ещё ближе. Потому что в дрифте одному пусто, скучно, страшно...
Джо прикрывает глаза, всего на пару секунд, надеясь, что давление на виски ослабнет, что тёмная пелена расступится, что мир вновь раскроется из той узкой полосы, в которую он собрался. Голоса оператора доносятся, как сквозь вату, воду, густой кисель. Звуки путаются, тормозят, пакеты с аудиофайлов приходят не в том порядке.
- Что-то не так! Отключаем их!
Мир гаснет.
Пелена отступает.
Джо разевает рот и глотает воздух и собственную кровь. Кажется, он лоханулся. Лакки с тихим стоном крутит головой, ища Дика. Анон на соседней кушетке, вокруг него светятся медики. Надеюсь, ты найдёшь то, что ищешь, Мышонок.

Мышонок не приходит в себя ни через пять минут, ни через десять, ни через час, ни через сутки. И если поначалу Кот лишь слегка волнуется, то под конец уже близок к панике. Он не особо силен в медицинской терминологии и не понимает много из того, о чем переговариваются врачи и щебечут медсестры, но основное Джо улавливает: Дик в коме и не собирается приходить в себя. Хотя сам Смит в это верить отказывается. И когда в палате их остается двое, он всё пытается докричаться до Дика: встает, пошатываясь, перебирается к Мышонку на койку, бьет его по щекам, щиплет за уши... результата не больше, чем смогли добиться врачи, куда как более передовыми методами.
А через сутки Кота выставляют из палаты. В смысле убеждаются, проведя кучу тестов, что на нем этот сбой системы не сказался, и вышвыривают прочь. Больным нужна тишина и покой. Как будто коматозникам до этого есть дело! Кот упирается, шипит, упрямится, но всё же оказывается сперва в коридоре, а потом в блоке. И оказавшись «дома» Смит сперва следует в ванную, вылизываясь, а потом падает лицом в подушку и засыпает. Кровать, пусть и заправленная, всё еще пахнет им и Диком, спокойствием, стабильностью. Этой ночью Джо выспаться толком не удалось, он пытался растормошить Мышонка и рвал на себе волосы, думал, где и в чем он ошибся. В том, что он где-то ошибся, Джо не сомневался. Если программа не работает, значит, в нем баг. И значит всё можно исправить, только надо понять как. Где ошибка?
Смит засыпает, но и во сне пытается анализировать произошедшее, найти решение, ответ. А любой ответ кроется в самом вопросе. В постановке задачи. Дик впал в кому, попав в цикл. Вопрос: как его вытащить? Ответ: прекратить цикл. Если причинно-следственная связь прослеживается в одном, они должна отразиться и в другом. А как прервать цикл в программе Лакки знает. Самое просто решение – перезагрузка. Но Джо первый оторвет голову тому, кто попытается «перегрузить» Мышонка. Убить и воскресить? В выполнении первой части плана  Кот не сомневается, а вот в выполнении второй совсем не уверен. Значит, прерывать цикл надо иначе? Как? Изнутри. Вмешаться в программу.
Просыпается Лакки во второй половине дня, и тщательно приводит себя в порядок. Прежде чем отправиться в поход по вышестоящим инстанциям. Сперва в лазарет, узнать что с Диком (может всё разрешилось само собой), а потом к глав врачу и кураторам. Дика надо было вытаскивать.

Идеальный план начал давать сбои ещё на самой первой стадии. Сперва Джо не хотели пускать, потом слушать, потом верить. И на каждом этапе ему приходилось сперва нудить, потом доказывать серьезность своих намерений и свою адекватность. Твердить, что он вовсе не тронулся умом от безысходности от того, что Дик застрял где-то там. А он тронулся. Это твердил Джо каждый, через кого ему пришлось проходить, причем твердил так уверенно, что Смит сам в это поверил. Не то что бы он сам по себе с самого начала не беспокоился о Дике, не чувствовал (самую малость) свою вину за произошедшее. Чувствовал ещё как, ещё как беспокоился. Но, покидая блок, Лакки был уверен, что волне адекватен, что не сходит с ума от одиночества и чувства потери, что не хватается за любую соломинку, что... Лакки был уверен, но видит великий ИИ, как тяжко было сохранить эту уверенность до конца.
По началу Смит не собирался рассказывать, что произошло в дрифте и насколько он в этом замешан. Но простые "я был там", "у меня есть идея", "это же дрифт!", "я лучше всех его понимаю" и прочее не действовали, ещё больше убеждая кураторов и врачей что это искаженный "комплекс выжившего", пришлось говорить правду. Ну, как правду? Джо давил на то, что это была неудачная шутка, что он не думал, что всё так выйдет, что не думал, что вообще что-то получится, что ему было скучно... А потом молчал, опускал глаза и покорно кивал на упреки в подрывной деятельности, в раздолбайстве, в неуважении, в неосознании важности работы пилотов... Всё это походило на бесконечное падение вниз, и как выбираться оттуда Джо не представлял. Зато начал представлять как вытащить Дика. Только бы дали разрешение на погружение.
Разрешение дали. Не сразу, но дали. И ещё через сутки Джо лежал в преждней больничной палате. На соседней койке лежал Дик, опутанный трубками: его кормят, его поят, его дышат. В палате пара кураторов и врач, восторженно вещающий о том, что если всё удастся это же такой прорыв в медицине, что он должен будет потом обстоятельно переговорить.
Заходить в дрифт в одиночку странно, пусто и дико глупо. А ещё страшно. Джо не успевает освоиться, зацепиться за что-то, собрать мысли в кулак, как его буквально утягивает внутрь, затягивает в водовороте чужих воспоминаний. Это хуже, чем в первый раз. У Лакки даже мелькает тень мысли, что теперь они застряли тут вдвоем. И откровенно говоря, это не так плохо.
- Дик!
Джо озирается вокруг темно. Хоть глаз выколи, и на плечи, на грудь огромным камнем, или комком мокрой, влажной, тяжелой ваты давит страх и безнадежность. Душно и дико. И Джо совсем не хочет знать, что это за "страна кошмаров Дика".

А потом наваждение рассеивается. Нет, темнота не становится ни светлее, ни теплее, но зато пропадает чувство одиночества, и появляется четкое ощущение, что он попал куда надо. Ну как, куда надо? Куда не надо, но зато по адресу!
Джо оглядывается по сторонам в поисках Дика. Он должен быть где-то здесь! Лакки это знает! Лакки это чувствует! Вот только почему-то не видит. И дело тут не в темноте. Не только в темноте, по крайней мере. Потому что Кот видит, хоть и плохо, развалины домов: обломки досок, обрывки обоев и камни, кирпичи и ламинат, одежда и мебель. И люди. Трупы.
Тот кто видел эту картину её уже не забудет. Трупов Джо правда не видел, когда он оказался на этих улицах, после катастрофы прошло уже какое-то время, но темно-бурые пятна, подозрительно засохшие субстанции, клочки одежды, кусочки кости... У него хватала воображения что бы представить, что там происходило.
Хаос и не бытье на фоне солнечного дня, на фоне размеренной жизни.
Но здесь и сейчас, до разменянной жизни, до спокойных дней было ещё далеко. Ещё никто не освободил пленников каменных завалов, никто не привел город в порядок, никто не убрал трупы и не прикрепил траурные ленточки с флажками. И тут под завалами он явно различает маленького худенького тонкого мальчика.
То что это Дик, что это его прошлое, его воспоминание, Джо понимает далеко не сразу, хотя должен был бы. Но понимает, лишь когда подходит вплотную к мальчишке и заглядывает в мутные влажные, черные, бездонные глаза. Им говорили не пытаться воздействовать на воспоминания, всё равно никто ничего не сможет изменить.
- Подожди малыш. Я сейчас. Потерпи немножко.
Но Лакки всё равно кидается к завалу и пытается вытащить мальчишку из-под него. Руки царапают холодные, шероховатые камни... но они как будто слиты друг с другом и не поддаются. Кот старается, пытается, обламывает ногти, измазывается в каменной крошке. Под конец он все-таки сдается, устало опускается на корточки перед малышом, гладит его по волосам и чуть не плачет.
- Я не могу, прости. Я загнал тебя сюда и не могу вытащить, - Лакки утирается тыльной стороной лаони, и всхлипывает. И утыкается взглядом в Дика. В большого Дика. В большого и свободного Дика. И Коту тут же становится стыдно за свои потуги.
- О! Ты тут! А мы там уже все переволновались.
Лакки встает на ноги и обводит рукой место.
- Романтичненько тут у тебя. Не против провалиться в мои воспоминания, а?

Отредактировано John Smith (25.03.2015 19:13:49)

Дик не против. Совсем-совсем не против. Это видно по его слова, действиям, интонациям. По его поведению. По его совсем не Мышиному поведению. Джо рассеяно обнимает такого большого, такого маленького Дика, и гладит по спине. Какого хера?! Какого хера тут происходит?! Если бы не четкое осознание, что в одном воспоминании не может быть одновременно двух Диком (разумеется, если Дик не шизофреник и не страдает диссоциативным расстройством идентичности), Джо предположил что перед ним вовсе не Анон. Но парень под завалом был. И не видел его. А тот, кто его обнимал, видел. И выглядел в точности как Дик. Ну, со скидкой на самоидентификацию. Мы редко видим себя в точности такими, какие мы есть. Так что по всему выходило, что обнимал Кота сам Мышонок. Не смотря ни на что.
– Ну-ну, мой хороший, всё хорошо. Я вытащу тебя отсюда, – Лакки гладит Дика по пояснице. И замирает на мгновение, когда Анон сетует, что не знает, что произошло. Я знаю. Кот мрачнеет. Но говорить сейчас с ним об этом он не намерен. Кот вообще не уверен, что когда-нибудь осмелится заговорить об этом. Но придется. И очень скоро. – Так, давай подумаем, куда будем нырять.
Джо закусывает губы и выдыхает. Пришла пора выбираться из этого цикла. Какого условие выхода? Что они делают сразу после того, как успешно входят в дрифт? Что позволяет им зацепиться? Что является условием успешного входа?
Пустота и голос оператора.
Джо прижимает Дика ближе к себе, со всей силы жмурит глаза, и старается вспомнить в мельчайших деталях последнее погружение. Пустоту дрифта, голос оператора, и безумное тянущее чувство одиночества. Кот представляет это во всех красках, во всех оттенках, погружается глубже, наполняет ими окружающее пространство, и растворяется в нем вместе с Диком.
Самое главное не потеряться в этом новом воспоминании, не забыть что это всего лишь воспоминание. Но кот уверен, что свербящее, давящее чувство одиночества поможет в этом. И так же он уверен. Что оттуда они выплывут. Вывалятся. Или застрянем вместе.
Джо делает глубокий вдох. Воздух прекращается быть сырым, душным, влажным. Он перестает пахнуть кровью и каменной крошкой. Воздуха больше нет. В дрифте не нужен воздух. Только ощущение со-пилота, только голос оператора, только там, где-то безумно далеко и близко паранама панели управления и реальность.
Кот вздрагивает, и сильнее стискивает Дика не желая отпускать, желая хоть так чувствовать, раз уж в этом воспоминание нет привычного растворения в со-пилоте. Будь у него возможность, Кот сейчас бы попытался проникнуть в Мышонка, под его кожу, мышцы, затеряться между ребрами, перемешать клетки тел. Ещё ближе. Что бы одно целое, а не по отдельности. Это даже не секс, это куда ближе. И куда лучше. Куда полнее.
Кот прикусывает ухо Дика, ожидая, что вот-вот хлынет кровь (хотя какой "хлынет" в хряще?), но даже не чувствует вкуса его кожи. Это воспоминание ущербное, в смысле физических качеств. Лакки выдыхает в висок Мышонка.
– Ты что-нибудь вспомнил?
Неверные слова. Неправильные предложения. За всеми нами сквозит другой вопрос, другой крик души: «Это все было не зря? Этот ад был не зря?!»

Мыльный пузырь лопается.
Джо сказал бы, что лопается он с пронзительным звоном, но это неверно. Джо не слышит звона. Он вообще ничего не слышит. Что можно слышать в том месте, где нет воздуха, нет звуков? Где нет ушей, что бы слышать? Где понятие "звук" слишком ограниченное, что бы передать то, что есть и то, чего нет?
И, тем не менее, пузырь лопается, и Джо тенет. Тонет в мыслях, эмоциях. Он тонет в страхе Мышонка, в его радости, в его нежности. Он тонет в воспоминаниях о воспоминаниях. Это было отлично. Это было ужасно. Это было...
...он тонет в собственном негодовании, в собственной злости и чувстве вины. Он недовольно шипит и бьет хвостом. Дик не имел никакого права вмешиваться в его жизнь! Никакого права писать его родителям! "Никакого «мы навестим их»!" И тот факт, что он сам вез в дела Дика (или Томаса?) его абсолютно не волнует. Джо прижимает уши и выпускает когти. Но не нападает. Боится. Жалеет. Чувствует себя виноватым. Он не знал, что всё будет так ужасно. Что Дик не просто сорвет дрифт и упадет в кому, но попадет в кошмар, в ад, в Нифльхейм. Он не знал этого. Он этого не хотел. И... "Черт с ним, навестим!" Всё что угодно, лишь бы Дик простил его. Лишь бы не обвинял.
"Значит Томас?" Кот мурлычет и ластится. Пытаясь опровергнуть свою агрессию и негодование, пытаясь вымолить прощения, дать спокойствие и защиту, мягкость и тепло. "Мистер Андерсон?"
Лакки знает. Что Дик теперь знает всё. Знает, чей это был "гениальный план". Знает, как и сколько Джо его обдумывал и вынашивал. Знает его негодование по поводу собственной педантичности и выполнению правил. Знает, как Джо было хреново без него.
Знает что он, Джон Смит, виноват во всем произошедшем.

Дик не сердится. И не огорчен. И это уже кое-что. Хотя, безусловно, то, что его Мышонок какой-то никакой, несколько напрягает Кота. Это значит, что разбор полётов оставлен на более позднее время. Хотя Дик и говорит так, будто тема закрыта.
"Больше не делай так." Как так? Так он точно больше делать не будет. Но ведь Дик наверняка имеет ввиду нечто другое, нечто более общее. И Лакки не уверен, что может такое пообещать. Но переспросить, уточнить Джо не успевает.
Реальность обрушивается на него светяще-галдящим потоком. Смывает, сметает тонкую, хрупкую связь между ними. Но ноющего одиночества где-то внутри больше не наблюдается. Теперь Джо, пожалуй, может точно сказать, что значит дрифт-совместимость: не те жалкие отголоски, которые появляются при спаринге, а нечто на порядок более сильное. Он бы мог, но даже мысленно не получается подобрать слова. Просто не получается, а ведь себя Смит никогда не считал косноязычным.
Джо удовлетворено улыбается и прикрывает глаза. Но долго являться без дела ему не дают. После беглого осмотра его выталкивают из палаты со словами: "Больному нужен покой!" Лакки мог бы поспорить, что нужно больному, но не спорит, лишь улыбается ободряюще и покидает палату.
На выходе его ловит один из докторов и требует рассказать, что и как произошло. И маячащий за его плечом Вильям намекает, что отвертеться не выйдет: "Я тоже с удовольствием узнаю, что же там произошло". Кот тяжело вздыхает и бредет с ними в ближайший кабинет, где долго и путанно пытается объяснить, что же там происходило. Путанно не в силу природной вредности, а потому, что он сам не знает, как он определил, где Мышонок, и что именно он сделал, чтобы его вытащить. Кот может в деталях рассказать, где он нашёл Мышонка и в каком состоянии, но это слишком лично и интимно, поэтому тут Лакки лишь вскользь проходит, отделываясь общими фразами. Впрочем, через два часа доктор Конор, наконец, огорченно вздыхает смирившись с тем, что  подобный способ вывода из комы не универсален. Не будь они со-пилотами, пилотами Егеря, не входи они и раньше в дрифт, ничего бы не вышло. Вильям ответами Джо не удовлетворяется и с удовольствием бы и дальше продолжил допрос, но Кот зевает во всю пасть, и у него очень громко бурчит в животе. Его отпускают на обед и сон с напутствием (или угрозой?) завтра положить допрос.
В столовой Лакки ест быстро, раздражаясь на всех тех, кто подходит у знать у него последние новости о Дике. О сорванном дрифте шаттердом уже знает. Кот огрызается и отделывается общими фразами. Во-первых, у него паршивое настроение и жуткий голод. Во-вторых, у него есть ещё планы и тратить время на пустую болтовню он не намерен. Ну, и в-третьих, это его(!) Мышонок, и обсуждать его с кем бы то ни было он не желает.
Наконец котлеты с рисом уютно устроились в желудке и обильно политы компотом. Сунув в карман булку, Джо с чувством, что жутко не успевает, широко зевая отправляется... в лазарет. По началу медсестра не желает его пускать к больному, которому прописан покой, но через полчаса откровенных знаков и уговоров, Кот получает даже больше чем ожидал - соседнюю койку в палате Дика.
- Только до завтра! - сердито кричит вслед девушка. - И тихо там!

Лакки широко ухмыляется, польщенный тем, что Дик рад его видеть. Рад же? Конечно, рад! Тот, кто не рад не будет ни улыбаться, ни освобождать место на кровати. Кот пару мгновений размышляет, воспользоваться ли щедрым предложением или всё же не беспокоить больного. Хотя размышлять не о чем по большей части. Больных же надо баловать! Да и как он может отказать своему Мышонку! Никак не может!
Так что, Кот плюхается на кровать Дика и нежно, бережно гладит того по щеке.
- Ты как, потеряшка? Очухался? - наклонившись Лакки осторожно касается губами лба Мышонка, оставляя на нём крайне целомудренный поцелуй. - Не бойся, теперь я буду рядом.
Кот поджимает губы и слегка лукавит. Скорее всего его попросят на выход в скором времени. Но ещё пара дней у них есть. А волновать болеющих нельзя. Его Мышонок и так уже достаточно переволновался за прошедшие дни. Поэтому пока он не будет поднимать эту тему. А потом будь что будет.
Лакки прижимается лбом ко лбу Дика и трется, ластясь к нему.

- Не уверен, - бурчит Кот, поудобнее устраиваясь на кровати, наваливаясь на Мышонка, частично придавливая его, скрывая от чужих взглядов. Хватит! Насмотрелись! Истыкали! Лакки недовольно урчит и упирается лбом в плечо, в шею Дика. - Не уверен, что это того стоило.
Чуть не сдохнуть из-за того, что закончилось кучу времени назад? Да-да, он помнит объяснения Дика, что для него очень-очень это важно. Почти как книги и письма. Но если бы сам Джо знал, чем обернется его помощь, он, пожалуй, не стал бы помогать. Дик со всей своей психикой ему дороже чем... Томас (так же вроде?) со всей своей памятью.
Приподняв голову, Кот улыбается и мурлычет в губы своего Мышонка. Всё же ещё Мышонка? Всё же ещё его?
- Я буду рядом. Так долго, как только смогу.
Джо тягуче, плавно, целует Дика: долго, вдумчиво, с расстановкой, давая тому время прочувствовать, распробовать поцелуй. Дыхание глубокое, равномерное, и сам Кот точно знает, что не задохнется от поцелуя. Скорее утонет. Глаза Дика близко, опасно близко. И  Лакки смотрит в них, тонет, любуется на собственное отражение и опять тонет. Глаза Дика затягивают, но оторвать от темной, словно черная густая патока, поверхности глаз взгляд он не может. Он влип в него, как муха, как мелкая тощая муха с пушистым брюшком.
В этот момент Кот как-то не думает о неправильности всего происходящего. О своем намерении не трогать Дика, не усложнять отношения. Всё это не важно. По настоящему важно лишь то, что под рукой Лакки мерно и громко стучит сердце Дика.
Когда губы начинают болеть и саднить, Джо наконец заканчивает этот затяжной поцелуй и тихо шепчет, продолжая смотреть в глаза Дика.
- Так долго, как смогу.
Это почти обещание, почти клятва защищать, оберегать, заботиться. Пока это будет зависеть от него.

Дик говорит хорошие слова, правильные, нужные. Джо готов мурлыкать от них. Собственник внутри него доволен и даже более, чем доволен. Вот только есть одно обстоятельство, из-за которого Лакки прикрывает глаза и отрицательно качает головой. Лучше бы Дик сейчас не говорил и не думал ничего подобного. Потому что...
Кот старается даже не думать о том, что, скорее всего в скором будущем он соберет чемоданы и отправится в большое путешествие, а Мышонку придется искать нового со-пилота. Другого, кому он будет принадлежать и любить. И больше всего Джо хочется придушить Дика здесь и сейчас, что бы никакого «другого» никогда не было.
Кот поджимает губы и думает, как бы лучше объяснить свое недовольство и негодование, какими словами попросить  Дика не делать разрыв ещё больнее, еще острее. Вот только Мышонок его приятно удивляет. Лакки поднимает на него взгляд и довольно ухмыляется.
– Опять геройствуешь? – на этот раз Джо даже не сердится, хотя очень старается сделать вид. Что ж, от геройствования Дика иногда бывает польза. Наверно. – Мой храбрый Мышонок, – Кот слегка прикусывает ухо Дика. «Дадут отпуск» очень точная и крайне деликатная альтернатива «выпнут под зад». – Но ты уверен, что готов на этот риск?
Для Дика же было очень-очень важно стать пилотом и сдохнуть во имя мира во всем мире. И вот так глупо ставить свою мечту на кон? Кот качает головой. Потом хмурится, вспоминая об обещании. Он не знает, как появиться перед родителями: как смотреть, что сказать, как представить Дика. "Кстати!" Лакки щурится и приподнимается на локтях сверху вниз смотря на Мышонка.
– Итак, дорогой мой … Томас, не соизволишь ли ты рассказать мне, что конкретно ты написал моим родителям? – Кот вопрошает крайне пафасно, вопросительно приподнимает бровь. Но, не смотря на весь этот фарс, Смит чертовски серьезен.

Джо заинтересованно приподнимает брови. "Что видел в дрифте?" Смит бы не отказался от более детального описания, чего это там видел в дрифте его Мышонок. Хотя, честно говоря, Кот вообще удивлен, что Дик что-то видел в дрифте. Ему казалось, что правильный и ответственный Анон... Андерсон не отвлекается во время занятий на мониторинг воспоминаний со-пилота. "И лучше бы не отвлекался!" Лакки тихо рычит. Это чушь! Ничего он не боится! Ни о чем не жалеет! И ни черта он не изменился! Дик не имел права писать ничего такого! Кот насуплено фырчит и сверлит Мышонка тяжелым взглядом.
Затем глубоко вдыхает, щурит глаза и ядовито цедит.
– А если я буду всё это отрицать? Если я заявлюсь в родительский дом под кайфом, размахивая косяком и пачкой меченых банкнот? Если заявлю, что стал гребаным педиком и собираюсь обворовать программу «Егерь»? – Лакки наклоняется ниже и горячо выдыхает в нос Дику. – А что, если я вовсе не хороший мальчик?
Кот скалится, от мысли, что Мышонок-то в отличие от него точно хороший мальчик: честный, ответственный, желающий служить своей стране – идеальный рейнджер, идеальный солдат идеальной армии. И Лакки слишком плох для него. Темное пятно на идеальной репутации. И Коту это даже нравится, ему это очень нравится. Но что будет, когда Дик тоже это увидит и попробует сбежать? "Поиграем?"
– Тебе же это нравится? Тебя это возбуждает? – Кот наклоняется ещё ниже и целует-кусает Мышонка в губы. – Хочешь, что бы я представил тебя своим родным, как своего парня? Я тебе говорил, что моя мать рьяная католичка? – Лакки лижет ухо Дика, обводит кончиком языка ушную раковину, прихватывает зубами, и со злой насмешкой шепчет. – Ты знаешь, как католики относятся к геям, мой маленький?

Кот глухо ворчит. Когда чужие пальцы впиваются в шею. Глухо, но не недовольно. Это неплохо. Если Мышонок хочет поиграть, то почему бы и нет? Он готов! Лакки прижимает ближе, потираясь всем телом о Дика, и довольно-зло жмурит глаза. Кот отвечает на поцелуй со всем пылом, упираясь языком в зубы Дика, лаская им чужой язык, посасывая, вылизывая. И тихо зло мурлычет в поцелуй.
На выпад Дика, Лакки хочет прореагировать соответствующе. "А ты заставь меня!" Вот только... Может Джо и не отличается способностью понимать с полутона Дика (даже в дрифте), но вот когда ситуация выходит из-под контроля, он знает. А сейчас инстинкт самосохранения шипит не нарываться. Джо бы, конечно, мог его послать, и заявить то, что хотел, но... это же Дик! А ещё раз просить прощения у него Джо не хочется. Особенно после того, как Андерсон заявил, что отправил какое-то долбанное письмо его родителям!
– А иначе что? – Джо шипит в губы Дика. Ему не нравится вариант представлять Дика, как друга и со-полота. И дело тут не только в том, что он хочет похвастаться перед людьми, чье мнение ему не безразлично, своим выбором. Совсем не в этом. Ну, может только если чуть-чуть. Но в этом Джо и сам себе не собирается признаваться. Дело в другом, в бессознательном бунте против запретов. Почему это он должен притворяться нормальным, что бы соответствовать их представлениям об идеальном сыне?! Он уже пытался!
Джо хмурится и кривится. Он не собирается признавать свои ошибки! Хотя и дорого бы отдал за то, что бы провести вместе с родителями Рождество. Идеальное Рождество: Рождество, как с картинки, только с тихим незлобным ворчанием и спорами, делающими его реальным. Только что бы без этих долгих и занудных нравоучений, что нам дан был второй шанс и прочее, прочее, прочее. – Что, если я не хочу этого делать?
Кот скалится и нагло смотрит на Дика. Ему интересно, на что Мышонок способен, только ли пугать его этим холодным бездонным взглядом, в котором уже не тонешь, а падаешь. Беззвездный вакуум, а не сладкая патока.

Джо насмешливо смотрит на Дика в ответ на его угрозу. Брови вопросительно приподнимаются. "Серьёзно? Отшлепаешь?" Угроза звучала бы более серьёзно и менее обещающе, менее пошло, не лежи Мышонок в этот момент под ним, не облизывай он свои искусные губы. Но он лежит, раскрасневшийся, возбуждённый, убийственно-серьёзный, и крайне провокационно облизывающий губы. И поэтому "Серьёзно?" Что ж, если Мышонку по вкусу такие игры, то Кот не против. Если Мышонку так хочется, то Лакки ему позволит. Джо уже собирается озвучить свои мысли, но тут Дик, наконец, озвучивает вторую угрозу. Она звучит серьезнее, и Кот покорно пугается, округляя глаза и чуть поддаваясь назад. Молоко это не смертельно и не так-то просто осуществимо, но очень серьёзно. Не то что бы Лакки не продержался неделю без молока или испытал от этого сильный дискомфорт, но... Такие приятные мелочи делают жизнь выносимой.
А потом Дик его гладит, и Джо перестаёт валять дурака, разыгрывая испуг. Кот прикрывает глаза и подставляется под ласку.
- Потому, что я такой и есть.
Лакки почти мурлычет. А затем открывает глаза и серьёзно смотрит на Дика. Он не знает почему. Потому, что может? Потому, что не желает быть загнанным в рамки? Потому, что хочет жить, так как хочется, а не так как предписано? Джо пожимает плечами. Разве это имеет значение? Лакки раздражает, что Дик копается в его чувствах, раздражает, что он прав, раздражает, что он пытается диктовать, что Джо делать. Кот поджимает губы и упрямо качает головой. Почему-то он чувствует сейчас себя маленьким ребёнком, которого только что отсчитали. А Лакки не хочет так себя чувствовать!
- Хорошо, если ты хочешь, я проверю твою корреспонденцию.
Кот кивает и кидает быстрый испытующий взгляд на Дика. Он проверит, и посмотрит, а заодно сделает всё, что бы до его Мышонка не доходила разная вредная информация.