«Ты проведешь распределение», - обыденная фраза прозвучала из уст маршала Хансена как смертный приговор. Ленц спокойно тренировал новичков один-на-один. Он мог выстроить всю тренировку как ему надо и полностью посвятить себя изучению способностей и навыков курсанта. Но массовые распределения он не любил всеми фибрами души. Это было что-то показное, отвратительно-наигранное. За бравадой бойцов зачастую скрывалась такая беспомощность, что Мефисто был готов убить их в тот же миг.
Он получил у секретаря список новичков и бланки распределения. Целую кипу закрепительных листов. Этот день обещал быть долгим. Сперва: зачитать этот список, посмотреть на всех, запомнить. А потом уже приступить к проверке.
Он, конечно, и так планировал сегодня хорошенько потренироваться. Но, учитывая, что с самой ночи болели застарелые шрамы и тянущая, липкая боль от ноющего сустава в плече становилась только сильнее – Мефисто рисковал к вечеру колоть обезболивающее.
Первые тренировки он всегда проводил полностью, от и до. Он выполнял все то же самое, что выполняли его курсанты вместе и наравне с ними. Просто потому, что иначе не снискать маломальского уважения у этих кадетов. Все они в основном были молодыми ребятами и фразу «старик» он слышал за спиной все чаще.
Да и в принципе, Мефистофель был из тех людей, которые придерживались философии: «Не требуй от солдата того, что не можешь сделать сам».  И именно поэтому, раз за разом он доказывал, не столько им, сколько сам себе, что достоин их уважения, что имеет полное право их обучать. Что все его окрики, понукания и тычки – законное требование. Потому, что он так может. А значит смогу и они.
Он гордо вошел в просторный зал и застал курсантов, разделившимися на небольшие группы и обсуждающими что-то. Появление куратора не произвело на них должного впечатления и некоторые нехотя и достаточно лениво поползли вперед – выстраиваться в шеренгу перед руководством.
- Курсанты, в одну шеренгу становись! Живо! – громко потребовал Мефисто. И вновь слова показали грубее, чем нужно. Ах, если бы не немецкий акцент… пока рейнджеры собирались в центре зала, Мефисто тоже дошел до них и, встав перед серединой предполагаемого строя, по привычке сложил руки за спиной замком и, расставив ноги на ширину плеч, выправился.
- Смирно! – он оглядел притихших солдат и криво улыбнулся, заметив, что не все замолкли. Вновь повторил команду. И когда в зале воцарилась тишина, он отдал приказ:
- Вольно.
Полностью завладев вниманием новичков, он окинул взглядом стой и громко продолжил:
- Добро пожаловать в Академию. Меня зовут Мефистофель Ленц и я офицер, отвественный за обучение рейнджеров. Для тех, кто все еще считает, что здесь будет лагерь бойскаутов – последний шанс по-тихому смотаться вон. Для всех остальных начинается программа обучения. С этой минуты вы – солдаты. И мне неважно, кем вы были раньше. Я требую четкого исполнения своих приказов, полного подчинения и понимания, что я здесь не для того, чтобы утирать вам сопли. Моя задача – подготовить вас к встрече с врагом. И если вы понимаете это и готовы учиться – мы с вами сработаемся. Кто-то из вас попадет на тренировки ко мне. Кто-то – к моим коллегам. После двух недель обучения вам предоставят возможность сменить куратора, к которому я распределю вас согласно сегодняшним результатам. Это будет единственная возможность, поэтом советую воспользоваться ей с умом.
Сейчас я называю фамилию, и вы делаете шаг вперед, - Ленц, наконец, раскрыл увесистую папку.
- Андерс, - Мефисто поднимает глаза и коротко глядит на вышедшего вперед курсанта.
Три десятка человек – вроде не так уж и много. Звучный голос Мефисто разносится под сводами зала.
- Роджерс! – он зачитывает фамилию и хмуро поднимает глаза от листа. В первую секунду он не может понять, обманывают ли его глаза. Перед ним стоит его боевой товарищ, сослуживец с которым была пройдена не одна операция и с которым они выживали во всех горячих точка, куда закидывала их судьба. Он чем-то неуловимо отличается от яркого образа в памяти. Но Ленц не имеет права сейчас даже показать, что знаком с ним – новички не так поймут. Когда кому-то оказывают больше привилегий с самого появления, или когда выясняется, что кто-то в теплых отношениях с командованием – это не сказывается на отношениях в коллективе плодотворным образом. И Мефисто не намерен подставлять крестника таким образом. Лишь легко улыбается одними глазами, коротко глянув в сторону Майкла. Показывая тем самым, что узнал его. 
Он на автомате зачитывает фамилии и пытается понять, какими судьбами сын его лучшего друга попал в Академию. Каким образом его крестник очутился здесь и почему даже не предупредил.
Закончив знакомство, Мефисто открывает двери и командует выходить из зала. Пробежка на пять миль вокруг корпуса - вот что сможет "поднять" боевой дух. Громко ухая тяжелыми армейскими ботинками по неровной гравийной дорожке, Ленц бежит впереди новичков, указывая маршрут и вновь собираясь доказать всем, что он еще повоюет.

Закончив пробежку, Мефистофель еще минут пять стоял у финишной черты, дожидаясь последних бегунов. Те, что отстали на большее время придут сами. На них у Ленца не было ни времени, ни желания тратить силы. Ими займутся другие инструкторы – это уже было ясно.
Вновь построив запыхавшихся курсантов в зале, Мефистофель встал перед ними:
- На первый второй рассчитайсь!
Дождавшись, когда курсанты выполнят приказ, он оглядел их и скомандовал:
- Разбиться на пары «первый второй». Начать выполнение задания: приседания, пресс, подтягивая и отжимания. Именно в таком порядке. Три подхода по десять, двадцать и тридцать раз. Отдых между подходами – тридцать секунд. Отдых между заданиями – минута. Пока первый выполняет – второй считает. Потом меняетесь. К выполнению задания приступить.
Пока сам Ленц выполнял собственное задание, существенно опережая многих курсантов, он украдкой поглядывал на Майкла. Тот возмужал, вытянулся и действительно стал похож на отца, словно две капли воды. Если бы Пол был жив – он бы лопнул от гордости за сына. Из, по-юношески нескладного подростка, которым его запомнил Мефисто, вырос настоящий солдат. Еще не озвученный, но такой отчетливый вопрос витал в воздухе, когда они встречались взглядами: «Какими судьбами?». Видя уровень подготовки крестника, Ленц пытался понять, почему он все еще не в пилотах. Раз он прошел отбор в Академию, значит, у него есть все задатки для пилотирования Егеря. Так почему за все десять лет существования Академии – только сейчас?
Закончив с выполнением упражнений, Мефисто, оглядывая курсантов, сел на пол у дальней стены зала и принялся заполнять некоторые графы в бумагах. Изредка окликая того или иного кадета, чтобы просто сверится – точно ли это тот человек, которого он запомнил.
Тем, кто пришел после пробежки и сидел, не получив приказа выполнять упражнения, он отдал полупустые закрепительные листы и распрощался, выпроводил из зала. Нет, он не выбыли из Академии – просто дальше ими будет заниматься вовсе не Ленц. Его программу тренировок они просто не потянут.
Достав из кармана аппарат внутренней связи, больше напоминающий простой мобильный, он набрал код и вслушался в монотонное шипение.
- Энни, доброго утра, - сказал он в трубку, - будь добра, пошли кого-нибудь в третий зал с личными делами Блэка, Крайтона, Палмера, Филлипса и Роджерса.
Получив в ответ утвердительное «угу», он убрал телефон в карман и продолжил заполнять анкеты, поглядывая за выполнением задания и изредка громко требуя, чтобы тот или иной курсант выпрямил спину, заканчивал дрочить на перекладине или прекратил валяться на полу.
Широкий зал пересек молодой парнишка, который сегодня дежурил в секретариате и вручил Мефисто папки с личными делами. Поблагодарив его, он первым делом открыл карту Роджерса.
Несколько военных баз Егерей, успешная сдача нормативов, скупые отчеты дрифт-совместимости. Нелепые приказы об отмене проб на третью и четвертую серию. Завизированные его старыми сослуживцами.
Просмотрев дела остальных курсантов, он вызвал каждого к себе и спокойно переговорил с ними об их прошлых успехах и чаяниях относительно нового набора в Академии. И последним подозвал к себе крестника:
- Роджерс! Подойдите.
Мефисто так и остался сидеть возле стены, когда к нему подошел Майкл. Вокруг не было остальных курсантов, которые в основном сосредоточились на противоположном конце зала и Ленц кивнул в сторону, призывая юношу сесть рядом с ним.
- Ну, привет, Михаэль, - он сдержанно улыбнулся, глядя в глаза Роджерсу, - десять лет тебя не видел. Смотрю, ты успешно прошел несколько программ подготовки пилотов. Спрашивать, почему не в седле – не буду. И так все вижу. Поэтому задам другой вопрос: у кого хочешь проходить тренировки в Академии? У меня или у кого-то другого? Майор Оуэн тоже инструктор старой закалки – его курсанты в семидесяти восьми процентах случаев попадают в пилоты. У меня процент пониже будет, - он криво усмехнулся.

Отредактировано Mephistos Lenz (02.12.2015 15:27:50)

Легкая и мягкая улыбка трогает губы Мефистофеля, когда его крестник усаживается рядом и звучит «Привет, дядя Меф». Если бы Ленц мог, он бы разулыбался сейчас во все свои тридцать два и, конечно же, обнял бы юношу. Но он сохраняет дистанцию и подавляет радостную улыбку. Он помнит, как на какое-то Рождество они втроем сидели на полу с, тогда еще, маленьким Майклом и играли с солдатиками. Пол и Мефисто были крайне увлечены данным действом и, спустя минут пятнадцать, играли в основном друг с другом, выстраивая тактику и стратегию реального боя. Если бы не Майкл, эти двое бы, скорее всего, подрались из-за потерянных боевых единиц. Просто потому, что:
«Твой снайпер не мог снять командира отряда! Тут стоит коробка из-под хлопьев!»
«Да что ты говоришь! А то, что здесь есть отверстия от карандаша-гаубицы – тебя не смущает?»
«Если считать в масштабе, то М16 на такую дальность просто не рассчитана!»
«Это не М16, ты слепой что ли? Это М110.»
«Да это ты в глаза долбишься…»
Ну и так далее. Волна воспоминаний всколыхнула в душе Ленца тянущую тоску по товарищу – кроме Пола у него так и не появилось больше ни одного настоящего друга. Роджерс-старший был преданным и верным товарищем, которого Мефисто очень и очень не хватало.
Или мне лучше обращаться исключительно "офицер Ленц"?
- Ради собственного спокойствия и отношения с прочими курсантами – лучше так. Но я вовсе не буду против слышать в личном обращении слово «дядя», - усмехается он.
стоит оценить, хватит ли сил, чтобы мне не приходилось поддаваться
Ленц едва держится, чтоб не пихнуть крестника локтем в бок и губы его непроизвольно растягиваются в улыбке.
- Нарываешься, сопляк, - по-доброму ухмыляется он, - я не настолько постарел, чтобы не уложить тебя на обе лопатки.
Но он хмурится и, глядя в дело, продолжает:
- Я не к тому, что мне силенок не хватит тебя тренировать. Я к тому, что, учитывая прошлый опыт, может ты не хочешь проходить тренировки у друзей отца. Я все прекрасно понимаю. Когда-то твой отец сказал мне, что у него нет никакого права запрещать тебе делать выбор. Я уж тем более не имею на это права. Поэтому просто предупреждаю, что лично я не собираюсь ставить тебе палки в колеса в мнимой опеке, - он серьезно и внимательно смотрит в глаза Роджерса, - иди к остальным. Мы и так непозволительно долго задержались.
Задержавшись еще на несколько минут, он раскладывает и дозаполняет листы. А потом, поднявшись, отправляет вон из зала полтора десятка человек. Эти тоже будут проходить обучение у иных наставников. Бойцам спецподразделений не выучить этих кадетов без риска надолго отправить их в медсанчасть. Возможно, через полгода расклад и сменится. Но сейчас Ленц был нацелен на выявление наиболее сильных кандидатов из всего набора. 
- Итак, относительно финальная часть, - он встал перед оставшимся десятком курсантов, - полоса препятствий. Это марш-бросок в полном обмундировании бойца спецподразделения. Блэк, Палмер, набирайте себе команды. Та команда, которая придет к финишу первой ничего не получит, кроме права гордиться собой и своей подготовкой. Те, кто лучше всех проявит себя -  отправятся на обучение к майору Оуэну – офицеру, который каждый год выпускает пилотов высшего класса. Они не только с вероятностью почти восемьдесят процентов проходят все финальные тесты, но и к выпуску находят со-пилота и получают проект собственного Егеря. Плюшки от обучения у него ясны? К Оуэну невозможно перевестись «по желанию» через две недели обучения. Он обучает рейнджеров, которых выбрал я или которых заметил он сам. Поэтому, девочки, вытерли сопли, разделились на команды и вперед.
Он круто развернулся и скрылся в боковой двери зала. Пока командиры отрядов выбирали себе бойцов, Мефисто выкидывал из подсобки рюкзаки, груженые в соответствии с нормой. Сверху к рюкзаку были прикреплены так же груженые жилеты и куртки.
Каждому в руки он выдал винтовку весом три килограмма. У них не было ремней и именно поэтому нести ее можно было только в руках. Выдал каждому пистолет с наполовину заполненной обоймой и армейский нож, тупой настолько, чтобы пораниться им было нереально.
- У каждого отряда будет семь контрольных точек. До четвертой я бегу с одним отрядом, после – с другим. Патроны холостые. На попадание срабатывает датчик, вмонтированный в оружие и цель.
Еще в начале тренировки Мефисто хотел плюнуть на марш-бросок и на правах наставника просто посидеть за столом, заполнив все сопутствующие бумаги и вытянув ноющую ногу, бедро которой прострелили, кажется, в две тысячи одиннадцатом. Появление же Роджерса и его шутливый вызов стал катализатором нервного напряжения Ленца. Только увидев повзрослевшего крестника, он внезапно понял, что уже действительно стар для воинской службы. Сорок лет – это именно тот возраст, когда все марш-броски, активные тренировки и боевые операции дают о себе знать различного рода болячками, болями и бессонницей. Сегодня он точно засыпает на обезболивающем.
Выдав каждому из командиров обычную бумажную карту с проложенным маршрутом и компас, Ленц встал в ряд команды Блэка. Команду, в которой был Рождерс он оставил на вторую часть пути. Ребята еще не знали, что проложенный на карте маршрут станет в два раза длиннее, а десять килограммов в рюкзаках за спиной превратятся в двадцать четыре. Как не знали они и того, что существует «контрольное время прохождения» и к концу дистанции оно уменьшается.
Возможно, знал только Рождерс. И то, если он вспомнит о том, что когда-то отец и Мефисто рассказывали ему, как проходил их прием в отряд «Дельта».
Пол был старше Мефистофеля почти на шесть лет, но в отряд они попали вместе – Роджерс только закончил контракт с одним подразделением и получил приглашение в «Дельту». Ровно, как и Ленц. Именно на отборочном этапе они и познакомились.
Не знали бойцы и многом другом, выдвигаясь в разных направлениях, что приготовил для них Ленц. Если до конца пути дойдут пятеро – это будет очень хорошо.
Мефисто бежал в стороне от командира отряда, не обгоняя и не отставая. Он внимательно следил за всеми участниками марш-броска и отмечал у кого на лицах была написана злость, у кого – отчаяние, а кто просто бежал, выполняя приказ.
Первые две контрольные точки отряд преодолел с существенным опережением времени. И на третьей Ленц скомандовал сменить рюкзаки. Их уже поджидал один из курсантов прошлого набора. Он с ехидной ухмылкой кивнул в сторону утяжеленных рюкзаков:
- Веселье только начинается, салаги, - хохотнул он.
- Пит, год назад ты не добежал даже до этой точки, - скривил губы Ленц, - не нарывайся на повторение марш-броска специально для тебя.
- Простите, офицер Ленц, - потупился его ученик и уже более сдержанно и спокойно помог курсантам сменить рюкзаки. Так же у Блэйка забрали карту и выдали ему другую. С иным маршрутом, который круто закладывал влево.
Тот недовольно поджал губы, но промолчал. Ленц криво усмехнулся, выдвигаясь чуть раньше отряда. Между третьей и четвертой точкой он бежал на километр впереди и остановился только на пригорке, наблюдая за тем, как его прошлогодний выпуск с удовольствием накидывается на курсантов, которые в непонимании разбегаются, а Блэйк стоит, словно язык проглотил. Когда Мефисто услышал первый выстрел, он довольно улыбнулся, отмечая про себя, кто из курсантов его совершил. Оставив борющуюся в грязи молодежь, он размеренным легким бегом двинулся к четвертой контрольной точке. Бедро предательски болело и жаркая волна ноющей, саднящей боли ползла выше – почти под ребра и гулким эхом отдавалась в колено. Единственное, что радовало Мефисто, так это то, что после четвертой контрольной точки курсантам вновь изменят маршрут и полтора километра они должны будут пройти по шею в воде. Именно холодные воды Аляски дадут Ленцу облегчение и тянущая боль в мышцах и шрамах спадет. Перестанет резать бедро, а потом, обдуваемый северным ветром, он еще десяток километров не будет чувствовать себя разбитым стариком.
Тоже самое происходило и во втором отряде, который бежал где-то в стороне.
- Ну как новички? – Ленц добежал до контрольной точки раньше второго отряда и, шумно выдохнув, остановился возле флагштока. У него, нахохлившись, в армейской крутке стоял один из кураторов.
- Да как всегда, - отмахнулся Мефисто, - много о себе мнят и считают, что они уже пилоты.
- Я вообще не понимаю, как твоя программа отбора прошла проверку и была утверждена. Это же издевательство, - фыркнул офицер.
- Я проходил такую программу, когда поступал в отряд. Не вижу ничего издевательского. Мы солдат воспитываем, а не балерин. Мне вот важно, чтобы это пацанье, когда окажется вне Егеря, могло за себя постоять. Или как минимум выжить. А тебе? – он с вызовом посмотрел на коллегу. Тот недовольно нахмурился, но утвердительно кивнул. Мефисто поменял рюкзак на очередную утяжеленную версию и, закинув винтовку на плечо, всмотрелся в лесок, из которого должен был появиться второй отряд.
Ленц с нескрываемым торжеством наблюдал, как подбегают к точке измазанные в грязи и совершенно измотанные курсанты. Ой-вей, то ли еще будет. Дожидаться первого отряда он не стал и двинулся следом за Палмером, который готов был взорваться от негодования, получив новую версию маршрута.
Когда курсанты добежали до кромки воды в искусственном канале и сверились с картой, то в непонимании уставились на Ленца. Тот пожал плечами и спрыгнул в воду. Прелесть этого препятствия была в том, что сделан он был искусственно и совершенно зверски. На дне было почти полметра вязкой жижы и несколько листов гладкого алюминия, вмонтированного в неровное бетонное дно. На нем каждый год поскальзывались и уходили под воду несколько курсантов. Естественно, их вытаскивали их же товарищи. Или, если курсанта бросали на дистанции, то кто-то из «партизан» обязательно следил за ним, чтобы в случае чего вытянуть идиота из воды. Хотя, пока что никто еще на полосе препятствий не умер. Ломали ноги, руки, ребра. Падали, получали воспаление легких… но не умирали. Наверное, поэтому программу Мефисто еще не свернули.
Холодная вода пробралась под плотный армейский костюм и Ленц едва сдержал облегченный вздох. Вытянув винтовку над головой, чтобы не замочить, он аккуратно ступал по дну. Ноги вязли и, и без того тяжелые солдатские сапоги становились просто неподъемными. Но не так прост Мефистофель Ленц, чтобы страдать или жаловаться. Он любил эти зверские марш-броски. Они возвращали его в пору военной юности, которая теперь казалась совершенно другой жизнью. Словно все его боевые товарищи, которые погибли еще до вторжения кайдзю, были сейчас с ним. И они, перебрасываясь плоскими и усталыми шуточками, упорно шли вперед, к должности оператора.
Погрузившись в себя, Мефисто поднажал и на несколько сот метров вырвался вперед. Когда он выбирался на берег, то заметил, что Роджерс упрямо движется рядом с ним. Хоть и выглядит измотанным. Гадко усмехнувшись, он прикладом с силой ударяет по голени крестника и тот, не ожидавший такой подставы со стороны дяди, падает обратно в воду спиной вперед.
Когда тот все же умудряется нащупать дно и занять устойчивое положение, отплевываясь от воды, Ленц помогает ему выбраться, ухватив за мокрый ворот куртки.
- Это тебе чтоб остальным не обидно было, - он скалит зубы и ехидно ухмыляется в ответ очередной группе партизан, которая пряталась в кустах вдоль кромки воды и только и ждала, когда отряд начнет выбираться из канала.
Эту драку он досмотрел до конца и остался доволен. Палмер вновь сверялся с картой и смотрел на Мефисто как на больного. Потому, что впереди был крутой подъем в семьдесят градусов на, опять-таки искусственной альпинистсткой горкой высотой в четыреста метров. И ее надо было преодолеть. А прямо за ней ждала заботливо наведенная с утра грязь и колючая проволока. И полкилометра надо было проползти на брюхе.
А после этого было стрельбище. Там уже лежали нормальные винтовки и стоял очередной выпускник академии. Ленц, на ходу, вынув пистолет из кобуры, прострелил свою мишень и ушел вперед. В свое время полугодовой курс баллистики и восьмичасовых тренировок по стрельбе дали их отряду поразительную огневую мощь. Операторы Дельты должны были поражать противника прямым и точным выстрелом в голову на бегу. И, прошедший обучение на снайпера, Мефисто, прекрасно владел этими навыками до сих пор.
- Выпендрежник, - фыркнул кто-то из команды.
- Когда сможешь так же поражать мишень, тогда и рот открывай, - хмуро посмотрел на него рейнджер, - на изготовку, курсантики.
На шестой точке на Ленца бросали такие убийственные взгляды, что будь он послабее духом – убежал бы с криками прочь. А так он лишь самодовольно улыбался, показывая всем своим видом, что сорокалетний мужик спокойно выдерживает дистанцию, в отличии от молодых и сильных курсантов.
Только вот дистанцию он выдерживал далеко не «спокойно». От каждого шага острой болью простреливало бедро, и он едва слышно матерился на немецком, вырываясь вперед, чтобы ни один из новичков не видел, как он с силой стискивает зубы и хмуро глядит перед собой.
На финальной отсечке их встретил майор Оуэн.
- Ну что, Ленц, это твои орлы? – хохотнул он, когда Мефисто остановился у флагштока и скинул со спины рюкзак. Сев на него сверху, он вытянул в сторону правую ногу, сдавленно зарычав.
- Именно они, - сквозь зубы выдал мужчина.
- А этот что, уже в твоей команде? – он кивнул в сторону Роджерса, который так и не отстал от крестного.
- Ну, ты ж его уже не возьмешь к себе, - усмехнулся Ленц.
- Не возьму, - кивнул Оуэн и повернулся к Майклу, - вы, молодой человек, бросили свою команду. Это не говорит о вас, как о хорошем кандидате…
- Брось, - перебил его Мефистофель, - я его команда. Пола помнишь? Знакомься. Михаэль, тьфу, Майкл Роджерс. Сын. И мой крестник.
- Вот даже как… - изогнул брови майор, - ну тогда да. Тебе, сынок, действительно в его лигу.
Они дождались обе команды в полном молчании. Оуэн и Мефисто отошли в сторону и. судя по их лицам, обсуждали успехи курсантов. Через три минуты майор забрал всех четверых курсантов, которые закончили дистанцию. Еще одного остался дожидаться – команда Блэка бросила его и, судя по сообщениям, он продолжал дистанцию, уже получив на шестой контрольной точке карту и компас. Ленц забрил обоих капитанов, выдав им закрепительные листы к другим инструкторам. Остальных тоже принял к себе и потребовал завтра же явиться на тренировку. Остальные кураторы давали выходной своим подопечным.
Погрузившись в машину, которая ждала их у седьмой точки, они вернулись на базу.

Не против, если я вечером загляну?
- Конечно не против, - сдавленно улыбается Мефисто. Он действительно будет рад оказаться наедине с крестником и обсудить все эти десять лет.
Они расходятся из зала по комнатам. Ленц, зайдя в жилой корпус, направляется к двери своей спальни. Он идет, гордо расправив плечи, шагая широко и размерено. Так, как всегда привык. Но стоит затвориться тяжелым железным дверям, как Мефисто, опершись спиной о стену, обессиленно сползает на пол и сдавленно стонет. Он чувствует, как дрожат натруженные мышцы, как пульсирует боль в бедре.
«Послать бы все к черту», - думает он, утирая лицо ладонями.
Но вместо этого он, чуть отсидевшись, встает и, уже не скрывая болезненной гримасы на лице, ползет в маленькую ванную комнату. Скидывает с себя мокрые, грязные вещи и, включив теплую воду, встает под тугие струи душа. Грязная вода струится к его ногам, а по лицу скатываются песчинки, вымываемые из грязных волос. Он переносит вес на здоровую ногу и, упершись ладонью в кафельную стену, разминает свободной рукой бедро. Сдавленно шипит и жмурится. Это все скоро пройдет.
Намылив мочалку, он с остервенением оттирает грязь и тину с тела. Смывает с себя запах земли и затхлой воды. Жухлой травы. И постепенно согреваясь под душем, начинает чувствовать себя чуточку лучше.
Повязав на бедра полотенце, он выходит из ванной и собирает раскиданные по полу вещи. Кидает их в корзину для белья и думает, что надо бы сходить в прачечную в подвале жилого отсека. Тут не курорт – тут военная база. И никто кроме тебя самого стирать твои грязные шмотки не будет. Но, Ленц явно не собирается делать этого сегодня.
Только не сегодня.
Достав из ящика черные боксеры, он кидает полотенце на кровать и одевается. Тяжело вздохнув, он садится на одеяло и, свесившись с края кровати, достает из тумбочки две ампулы и шприц. Набрав необходимое количество препаратов, смешав их в одном шприце, он еще несколько секунд смотрит на ампулу фентанила и размышляет, а не стоит ли увеличить дозу. А потом понимает, что скорее всего, уже просто зависим. И, убрав ампулы в темноту тумбочки, зубами снял колпачок с иглы. После марш-броска вены на ногах все еще отчетливо проступали и Ленц, выбрав самую близкую к шраму, аккуратно проткнул кожу.
Мефисто давно не делал уколов в вены на руках. Предпочитая тренироваться с майке или футболке, он обязательно всем бы показал, что периодически не может обойтись без обезболивающего. Допустить он этого не мог – репутация не позволяла. В какой-то степени это было двуличное лицемерие. Но он оправдывал себя перед собственной совестью тем, что колет обезболивающее не потому, что не может справиться с болью натруженных мышц, а потом, что эти самые «натруженные мышцы» в свое время были превращены в фарш осколками фугасов и разрывными пулями. Когда он защищал мир до кайдзю.
Он просидел со шприцом в ноге добрые пять минут, аккуратно и очень медленно вводя в кровь обезболивающее. Потом бросил пустой шприц в тумбочку и прижал пальцем набухающую каплю крови. Просидев так еще несколько минут, он осторожно опустился на подушку и, вытащив из-под себя одеяло, укрылся.
Тело его наполнилось праздной легкостью, словно он выпил пару стопок виски. Дроперидол усилил действие фентанила и Мефисто провалился в мягкую, густую пустоту. Молочно-белую, очень приятную и нежную. Глаза его сами собой закрылись и уже через минуту мужчина спокойно спал, совершенно не ощущая ноющей боли в мышцах и до криков острой боли в бедре. Он просто спал.
Через несколько часов, когда действие препаратов спадет, он вновь ощутит, что такое старые травмы. Но отдохнувший организм справится с этой болью гораздо проще и быстрее. Нужно только проспаться.
То, что Ленц пропустил обед и, возможно пропустит ужин, его не волновало ни капли. Еда в этот день беспокоила его меньше всего.
Под впечатлением от встречи с крестником, ему снился Пол и маленький Майкл. Яркие, цветные, раскрашенные фентанилом сны. Разбудил его стук в дверь. Ленц не сразу понял, что это была реальность и, перевернувшись на другой бок, едва слышно по-немецки пробурчал в подушку: «Идите к черту». Когда стук повторился, он сел в полутемной комнате на кровати и сказал:
- Входите.
То, что он в одних трусах, заспанный и взъерошенный сидел на постели – его ничуть не смущало. Обезболивающий полунаркоз все еще действовал и Мефисто пребывал в сладком полузабытье.

Отредактировано Mephistos Lenz (04.12.2015 14:38:42)

Мефисто вспоминает о том, что крестник обещался зайти только в тот момент, когда тот заканчивает предложение и смотрит на него. В мозгу проносится обрывок дневного разговора и Ленц, выдохнув, утирает лицо.
- Проходи, Михаэль, - улыбается он и, дотянувшись до выключателя у изголовья кровати, включает тусклый желтый свет в комнате. Кроме стола, с аккуратными стопками бумаг, стула, кровати, прикроватной тумбочки и небольшого гардероба тут нет ничего. Обычная казарменная комната. С обшарпанными стенами, по-военному аскетичная, без украшательств и излишеств. Можно сказать, если не знать Ленца, что такая обстановка угнетает. Но так только кажется. На самом деле, после пустынь и лесов это – королевские покои со всеми удобствами. Даже собственная ванная, как и у всего офицерского состава. А там – даже горячая вода. Желать чего-то большего? Возможно. К хорошему быстро привыкаешь – привык и Мефистофель. Если первые года полтора он не мог привыкнуть к мягкой постели, то последние года два хотелось бы и новый матрац.
- Нет, не загоняли, - усмехается мужчина и поднимается с кровати, потягиваясь. Еще ничего не болит, голова на удивление легка, а мысли вяло ворочаются в мозгу. Мефистофель достает из ящика чистые тренировочные брюки из черного трикотажа и быстро заныривает в них. Замечает на ноге смазанное алое пятно засохшей крови – очевидно, плохо зажал вену. И скорее всего на ноге будет синяк. Ленц надеется, что его крестник этого не заметил – меньше всего ему хочется стать тем самым стареющим кумиром, про которого говорят: «А вот он в своё время!..». Нет. Его время еще не прошло. Он еще может доказать всем, что годится для службы. Что даже в изменчивом мире, где место солдат занял Егерь, бравый вояка еще способен всем показать, где раки зимуют.
Он натягивает на себя майку и выжидающе смотрит на Майкла, который все еще стоит в дверях:
- Ну, и чего как не родной? – он улыбается и, сократив расстояние между ними в три широких шага, крепко обнимает юношу. По-хорошему это надо было сделать еще при встрече. Но столь запоздалые объятия ничуть не смущают Ленца. Роджерс взрослый парень и понимает, почему все именно так, а не иначе.
- Твою ж дивизию, как ты на отца похож, - в голове Мефистофеля сквозит то ли удивление, то ли гордость, то ли какое-то смешанное, неясное чувство тоски и утраты. Он грустно улыбается, глядя на крестника и тихо говорит:
- Прости, что меня не было рядом все это время.
Он не надеется облегчить себе душу столь поздними извинениями. Не надеется заслужить расположение Майкла или его прощение, если тот действительно зол на него за это. Он говорит это потому, что действительно сожалеет о том, что его не было рядом. Возможно, это щемящее чувство в груди – нечто, сродни отцовской любви. У Ленца никогда не было, да уже скорее всего и не будет своих детей. И, когда Пол впервые познакомил его со своим сыном, который уже тогда отличался нездоровой тягой ко всему военному, Мефистофель проникся к нему симпатией, как к родному.
А когда Пол, вопреки протестам Мередит, сделал Ленца крестным отцом, то Мефистофель преисполнился такой гордости, словно это был его сын. И когда Пол показывал сослуживцам в отряде фотографии Майкла, то Мефисто, сидя рядом, раздувался от важности как индюк и со словами: «А это мой крестник!», - был готов лопнуть от гордости.
Вот и сейчас, глядя на повзрослевшего Роджерса, Ленц вновь не мог сдержать собственной гордости. А учитывая, что Майкл теперь был под его началом… что ж. Он выжмет и из себя, и из него все соки, но сделает его пилотом. Чего бы это ему ни стоило.
- Ну, рассказывай, орел, чем промышлял эти десять лет? Кроме того, что балду пинал по базам.

Майкл вопросительно смотрит на стул, а потом переводит взгляд на Ленца. Тот кивает, разрешая занять место и сидится на кровать, скрестив ноги и внимательно смотря на крестника.
Самое сложное, как оказалось, это перестать надеяться и верить
- А зачем же ты тогда в Академию пришел, раз уже перестал верить и надеяться? – изгибает брови Мефисто.
Он слушает крестника, и его короткий рассказ об этих десяти годах. Надеялся ли Ленц на то, что информации будет больше? Не исключено. Он надеялся, что Майкл поживет в свое удовольствие хоть сколько-нибудь. Но также он знал о том, что для Роджерса стало, едва ли не самым важным и главным – быть похожим на отца. И ничего удивительного не было в том, что почти все эти года он провел на базе.
- Тебе уже непривычно на гражданке, - вздыхает Мефисто. Этого, конечно, стоило ожидать. Но он надеялся, что в отличии от них с Полом, Роджерс-младший все же сможет нормально пожить. Сейчас как раз представилась такая возможность. Кайдзю больше нет и есть все шансы на мирную жизнь под спокойным небом.
- Дети, жена, девушка? – грустно усмехнувшись, спрашивает Мефисто. К возрасту крестника, Пол уже стал отцом. И Ленц искренне надеется, что тут Майкл выбрал отцовский путь. А не жизнь в одиночестве в стенах казармы, как сделал это сам Мефистофель. Он помнил, что в личном деле пометке о браке не было. Вот только в это неспокойное время многие ограничивались гражданским браком и счастливо жили. Мефисто буквально жаждал, чтобы в этот момент Роджерс достал из кармана портмоне и показал ему фотографию жены и детей. Или только жены. Или девушки.
«Да даже, плевать, парня покажи! Только не говори, что одинок», - Ленц готов был умолять всех богов, лишь бы Майкл не пошел по его стопам.
- Я?.. – Мефистофель недолго думает, а потом отвечает, - да, примерно, так же, как сегодня. Тренирую молодняк, смотрю как выпуск за выпуском уходят. Некоторые не возвращаются… в пилоты я не попал. Тоже пытался. Почти каждый год с момента вторжения. И, если тебе, палки в колеса вставляли, пытаясь защитить, то я негоден, - горько улыбнулся Ленц, - и это никак не исправить. Дрифт-совместимых со мной нет, а неустойчивая психика и вспыльчивость делают меня последним кандидатом на роль пилота.
Обезболивающее медленно, но верно, отступает. Ленц чувствует, как горячая точка внутри бедра вновь разбухает и медленно, пока еще едва ощутимо, начинает пульсировать в такт сердцебиению. Он, больше неосознанно, поглаживает бедро ладонью, пальцами разминая мышцу и чуть морщась.

подсознательного нежелания жить обычной жизнью
- Читаешь собственное личное дело? – усмехнулся Мефистофель, опустив голову и из-под бровей глядя на крестника. Такая точная, явная,  краткая формулировка не могла исходить от того юноши, которым знал его Ленц. Конечно, может быть, а последние десять лет парнишка и ударился в психологию… но такой вариант был сомнителен и маловероятен. Все-таки Роджерс солдат, а не какая-то кисейная барышня, перечитавшая Коэльо и решившая, что теперь тоже немножечко шарит во внутреннем мире.
никто не ждет, никто не переживает, ты ни о ком не думаешь, не отвлекаешься,
Мефисто вздохнул и хмуро поглядел на Майкла. Ему был знаком этот принцип, было знакомо это чувство. Когда одному настолько привычнее и удобнее, что не хочется ничего менять. Когда не нужно бояться потерять, быть отвернутым, непонятым, непринятым. И просто каждый день, возвращаясь в пустую казарменную комнату, засыпать в холодной постели. Так ведь лучше.
Фраза про отношение Майкла к женщинам окончательно утвердила Ленца в мысли, что крестник его, вполне обыденно и просто, предпочитает мужчин. Оно и не мудрено – Мередит была очень… своеобразна. Мефисто никогда не спрашивал у Пола, почему именно она. Поему он не развелся и терпел. Даже, ходя побелевший от злости на жену, он терпел. Наверное, в этом и проявлялась настоящая любовь – Ленц не был уверен. Он вообще не был уверен в существовании чувств такого уровня. Он знал братскую любовь, дружескую. В какой-то степени ему знакома была любовь отца к сыну – все-таки он наравне с Полом принимал участие в воспитании Майкла и действительно стал ему дядей в родственном понимании этого слова. Но вот любовь, в ее изначальном понимании, похоже, он не испытывал до сих пор. И, если это и было странно, то только до того момента, пока об этом думаешь. А думать на эту тему Ленц не любил, что уж скрывать.
Неужто ты на себе крест поставил
- На мне крест стоит с того момента, как я попал в армию, - криво улыбнулся Мефисто, обнажая клыки в полу-оскале, - я уже не надеюсь ни на что. Мне почти сорок, Михаэль. Вообще – пенсионный возраст для армии. Меня в любой момент могут выслать с базы, выделив ранчо где-нибудь на юге страны. Чтобы я под палящим солнцем ездил по кукурузным полям и держал язык за зубами. Я уже давно смирился с невозможностью попасть в пилот самому. Поэтому помогаю другим.
и прочее радости жизни?
- О, да, - серьезно кивнул Мефисто, - встретил одну. Сидит в бухгалтерии. Вон, сегодня, тоже допоздна задержалась.  У нас пироги по воскресеньям, дети в школе-интернате на континенте – я регулярно получаю от них открытки, а на Рождество мы собираемся у елки под ногами Егеря и празднуем, - саркастично выдохнул Ленц, - мое время прошло, - он поморщился, произнося это, - но вот ты еще можешь быть как отец. У тебя, знаешь ли, все шансы обзавестись семьей и стать обычным человеком. Армия выжимает тебя досуха, а потом, когда ты становишься бесполезен, выбрасывает.
Он любил армию. Он гордился собой и своей службой. Медали на парадном мундире заметно перевешивали его. Но Мефисто знал: два, три года и боль сделает его совершенно бесполезным и негодным для службы. И тогда его спишут. И он понятия не имел, чем займется вдали от гарнизонов и казарм.
когда ты в очередной раз лез в самое пекло, но выжил?
Мефисто грустно усмехается.
- Есть такое. Болят, сволочи, хоть на стену лезь. Совсем уже растерял я свою форму и, если честно, я действительно стар для всего этого дерьма, - хохочет он, убирая ладонь с бедра. Боль не проходит – лишь нарастает с каждым ударом сердца. Он отводит глаза и смотрит в стену – ему стыдно, то крестник видит его таким. Не сильным и в полной боевой форме солдатом, а простым, уставим мужиком, шагнувшим за порог среднего возраста. Ему всегда хотелось, чтобы Майкл мог гордиться им, уважать его. А вместо этого, спустя столько лет… интересно – разочарован ли он? Думает ли он уже о том, чтобы отказаться от Ленца, как от наставника?
- Михаэль… я пойму, если ты решишь уйти к другому инструктору, - тихо говорит он, глядя  глаза крестника, - я действительно пойму. Здесь и сейчас у тебя есть все шансы попасть в пилоты. Я знаю, о чем говорю – я практически с самого вторжения воспитываю рейнджеров. Герк присмотрится к тебе. Я, с высоты своего не самого высокого положения, пресеку все попытки тех наших с Полом сослуживцев, что стоят «у руля», не дать тебе попасть в пилоты. Но ты уже на одном со мной уровне, - в его голосе слышится стыд, смущение, горечь, - и, боюсь, я не дам тебе того развития, которое необходимо. Ты сын своего отца. А Пол всегда был ловчее и сноровистее меня самого, Михаэль.
Он грустно глядит на крестника и ждет реакции. Он не знает, раздастся ли несдержанный вздох облегчения, скупое согласие или отборная ругань. И он боится любой реакции парня.

Думается, что если тебя отправят на ранчо...
Мефистофель, закрыв глаза ладонью, несдержанно и заливисто хохочет. То, как Майкл расписал дальнейшую жизнь крестного на ранчо, было бы неправдой только в том случае, если не знать Ленца. Скорее всего, так и будет – по привычке он будет дрессировать кур ходить строем, научит амбарных кошек маршировать и его собаки смогут минировать поля. Наверное, даже кукуруза будет расти в строгом уставном распорядке и ровненько по линеечке.
- Вот ты язвишь, а чем плох такой вариант?
- Ты сам ответил на этот вопрос, - он переводит взгляд на Роджерса, - никто не ждет. И не отвлекает.
запрещает это сам себе.
- Ты слишком много общаешься с психологом, - хмурится Ленц, - это принесет больше вреда, чем пользы.
А потом Роджерс совершает совершенно странное действо. Он, перенеся вес на передние ножки стула, наклоняется к Мефистофелю и аккуратно стучит костяшкой пальца по лбу крестного.
- Вот значит как, - ехидно усмехается Ленц и, в одно резкое и точное движение, перехватывает руку крестника за запястье и аккуратно тянет его на себя, опрокидывая на кровать. Он делает это быстро и точно, уверенным движением заламывая руку Майкла. И он совершенно точно знает, что это не больно. Едва ли не первым делом их научили контролировать ту боль, которую могут испытать пленные. И Мефистофель лучше многих усвоил это – возможно, он оправдывал генетический материал родителей – тонкая душевная организация и все такое. Он прекрасно чувствовал ту едва заметную грань между «не больно», «терпимо», «невыносимо» и «я все расскажу, только не прикасайся ко мне». На самом деле градаций боли было намного больше, и Ленц умело оперировал ими. И сейчас он тоже чувствовал, что легкое заламывание руки – детская игра. Угловатый, несдержанный привет из тех дней, когда Майкл катался на его плечах, когда они шутливо боролись на лужайке перед домом Роджерсов. В тот момент, когда Пол очередной раз объяснял Мередит, что его друг совершенно ничего не сделает их сыну. И Мефистофель – просто его имя, а не жизненное кредо. Эти разговор всегда были долгими, неприятными и Ленц всегда чувствовал себя виноватым в том, что вносит разлад в семейную жизнь товарища. В конечном итоге пришлось идти на хитрость и убалтывать священника, к которому ходила Мередит, приложить все силы к убеждению той в том, что имя, данное Мефисто при рождении, вовсе не говорит о том, что он – посланник Сатаны и пришел за чистой и невинной душой ее любимого сына. После слов пастора она чуть подуспокоилась, но было видно, что он не очень-то ее убедил.  Все равно она считала Ленца, который уже обзавелся множеством своих устрашающих шрамов, именно слугой Дьявола, который покусился на эту добропорядочную и христианскую до мозга костей семью.
Знала бы она о том, что по существу Ленц был вовсе не слугой, а самим Дьяволом, которого она так страшилась… это знал Пол, который видел его в бою и которому он прикрывал спину. Возможно, об этом догадается и младший Роджерс, когда тренировки войдут в ту колею, которую уже выбрал Мефисто.
Скорее всего, Ленц пошел в армию именно за тем, чтобы удовлетворять свою жажду жестокости и убийства. В детстве это было чуть легче, чуть проще – его жестокость не выходила за рамки дозволенного. Драки были кровавыми, но это объяснялось неумением и вспыльчивостью. Совсем другое было в Ираке. Мефистофель не знал, рассказывал ли Пол сыну о том, что пытать пленных чаще всего отправляли именно Ленца. Рассказывал ли он сыну о том, что на трупы несчастных невозможно было смотреть без тошнотного комка, застрявшего в горле. Рассказывал ли он о том, что Мефисто, выходя от талиба, просто и спокойно умывался, оттирал с рук кровь и шел спать. Словно все, что случилось – обыденное и простое, как ужин в воскресенье. И как в глазах сослуживцев читалось скрываемое отвращение, страх, и восторг.
И, возможно, Пол и не стал бы Мефистофелю другом. И, возможно, Ленц никогда бы не узнал Роджерса. Если бы в один из штурмов они не застряли в катакомбах под городом, полных вражеских солдат. И выбрались они только благодаря жестокости Ленца, который, когда закончились патроны, ни секунды не колеблясь, сворачивал шею всем встречным голыми руками и благодаря трезвому и здравому расчету Пола, который сумел вывести их из хитросплетений проходов. Именно Пол сумел достучаться до Ленца и усмирить его буйный нрав. Словами, дружбой, знакомством с семьей. Их дружба стала спасением для обоих: Мефистофель научился сдерживать себя. А Пол приобрел настолько надежный тыл в бою, что лучше представить сложно. Их дружба поражала многих, но никто не говорил этого вслух.
Со временем горячая кровь чуть остыла, но облегчения это не принесло. Иногда Ленц искренне жалел, что все его навыки так и канут в небытье вместе с ним самим – война с людьми осталась в прошлом. Теперь воевали с монстрами. 
- Поднять руку на инструктора вне тренировочного корта – это надо иметь стальные яйца, - ржет Ленц, шутливо тыча коленом в ребра Майкла. Он наклоняется к нему и рот мужчины кривится в лукавой и совершенно дьявольской ухмылке.
и никакие другие отговорки не дадут тебе отвертеться от своего крестника.
- О, нет. Это ты в подобном случае не отвертишься от меня, - хохочет он, - сделаю я из тебя солдата, - он выпускает запястья Роджерса и, дождавшись, пока тот сядет, аккуратно обвивает его шею рукой, прижимая к себе. И свободной ладонью ерошит волосы на макушке Майкла, посмеиваясь.